17 июля – день памяти Святых Царственных
мучеников. Сегодня Государь Николай Александрович, Государыня
Александра Федоровна, Цесаревич Алексей и Великие княжны Ольга,
Мария, Татьяна и Анастасия предстоят перед Богом в молитве за
Россию и русский народ, а народное почитание Царской семьи,
начавшись вскоре после ритуального убийства в подвале Ипатьевского
дома, продолжает расширяться по сей день. Русские постепенно
осознают ценность Самодержавной монархии, как богоустановленного и
единственно приемлемого для России общественного устройства и, шаг
за шагом, приходят к покаянию в грехе отступничества от Царя.
Однако, ложь и клевета, которым Царь и Его семья
подвергались на протяжении многих десятков лет, все еще дают свои
плоды. Немалая заслуга в этом принадлежит так называемой
“официальной” историографии, делающей свои выводы на основании
тщательно отобранных воспоминаний современников Николая II. Между
тем, изучая те или иные свидетельства, нельзя забывать о том, кто
именно оставил большинство воспоминаний о Царе.
Среди тех, кто брался свидетельствовать о
царствовании Императора Николая Александровича было много
сановников, бывших когда-то рядом с Государем, но служивших лишь
своему тщеславию, заботившихся лишь о собственной карьере. Являясь
участниками разного рода масонских структур, они противостояли
Государю, искажали суть Его решений, противодействовали Его воле.
Будучи удаленными за это из правительства, они, в оправдание себя,
клеветали на Государя, приписывая ему то скрытность, хитрость,
непомерную жестокость, то, напротив, бессилие, безволие,
бесхребетность. Таков, к примеру, бывший начальник Канцелярии
Двора генерал Мосолов, до конца своих дней не избывший личных обид
на Императора и Императрицу, жестко ограничивших его властные
амбиции, а потом и вовсе отдаливших его от Двора. Все его мемуары,
ставшие для многих исследователей авторитетным первоисточником,
пропитаны злобой и желанием отомстить Императору. Столь же
откровенен в своей злобе на Государя, сполна выплеснутой в
мемуарах, священник Георгий Шавельский. По должности
протопресвитера русской армии и флота он виделся с Императором в
Ставке в 1915-1917 годы. О том, как Шавельский разбирается в
людях, насколько он непредвзят, можно судить по описанному им
самим его разговору с Царем о митрополите Питириме.
“Самое ужасное в том, что на Петроградском
митрополичьем престоле сидит негодный Питирим…”, - убеждал
Государя Шавельский. “Как негодный! У вас есть доказательства для
этого?” - “Я более года заседаю с ним в Синоде и пока еще ни разу
не слышал от него честного и правдивого слова. Окружают его лжецы,
льстецы и обманщики. Он сам, Ваше Величество, лжец и обманщик.
Когда трудно будет, он первый отвернется от вас” - живописал
протопресвитер. Между тем, Митрополит Питирим остался в числе
немногих верных Государю священнослужителей, а Георгий Шавельский
сразу отрекся от Царя, а после октября 1917 года стал лидером
“церковного большевизма”, преобразованного в “обновленчество”.
Стремление выгородить себя, очернив Императора,
очевидно и в мемуарах великого князя Александра Михайловича. Его
обида на Государя была вызвана тем, что Николай Александрович, в
полном соответствии с династической традицией Романовых, жестко
пресекал любые попытки политического влияния своих родных, поощряя
их только к военной службе. Но в. кн. Александр Михайлович был
неудачником и во всех военных начинаниях. В 1905 году, князь едва
не стал заложником у взбунтовавшихся матросов собственного
флагманского крейсера, после чего благополучно сбежал из России во
Францию, где отдыхал, путешествовал, развлекался с женщинами. Все
это не помешало потом Александру Михайловичу на правах ближайшего
родственника явиться к Государыне и потребовать от нее ни много,
ни мало – “установления конституционной формы правления”. Чтобы
выгородить себя, изменник обвиняет в разрушении самодержавия
царскую семью и самого Императора. Чего стоит его мемуарная
выдумка о “робости”, “нерешительности”, “слабости” Николая II, о
его якобы признаниях в нежелании управлять Россией. Эти никогда,
нигде, никем и ничем не подтвержденные слова Александр Михайлович
не без удовольствия приписал Государю, и они по сей день гуляют из
одного исторического сочинения в другое.
Не могут считаться достоверными и воспоминания
бывших царских генералов, которые выгораживая себя, оправдывали
свою измену Трону и Присяге. Вина Армии, как и вина священства, и
членов царской фамилии - все они особо присягали на верность
Государю и Его Наследнику перед Крестом и Св. Евангелием - уже в
первые дни после отречения была столь очевидной, и затем так явно
была осознана русскими в эмиграции, что многие
офицеры-клятвопреступники и изменники-генералы поспешили
оправдаться в мемуарах, но оправдаться они могли попытаться только
одним способом- очернить Императора и Императрицу, переложив на
них ответственность за гибель Империи.
Главное, что придумали в свое оправдание
заговорщики, стремясь подчеркнуть якобы официальный характер
происшедшего, - ложь о том, что Государем был составлен и подписан
манифест об отречении от Престола. Все свидетельства об
“отречении” Государя, были написаны настоящими преступниками,
теми, кто изменил своему долгу и присяге. Едва ли не всё, что нам
известно о тех событиях – нам известно либо от участников
заговора, либо от тех, кто заговору попустительствовал. Возникает
вопрос - почему Император был немедленно изолирован от каких бы то
ни было контактов с незаинтересованными лицами? К примеру, почему
было бы не организовать публичное выступление “отрекшегося” Царя?
Пусть бы сам “безвольный Николай” рассказал о том, как он “сдавал
Россию”...
Если бы Государь и в самом деле вел себя так,
как гласит “официальная” версия событий – то ему нужно было дать
возможность свободной частной жизни. Кому он мог помешать,
безобидный “гражданин Романов”? Любые контакты с ним только
убедили бы, например, затаившихся монархистов в беспочвенности их
надежд. Однако с Государем Николаем Александровичем обошлись
именно как с несдавшимся и опасным врагом.
В 1927 году большевики опубликовали все изданные
к тому времени воспоминания о свержении монархии под названием
“Отречение Николая II”, сопроводив их предисловием еврейского
публициста Михаила Кольцова, который злорадно, но очень точно
написал об этих днях: “Нет сомнения, единственным человеком,
пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был
сам монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его
погубили”.
Кольцов, враг Царя и России, изобличает
участников заговора в похабной подтасовке событий, в попытке
оправдания собственной подлости и низости шельмованием Государя.
Он четко зафиксировал абсолютное одиночество Императора и то, что
Государь сопротивлялся так, как только мог. Только один человек до
последнего сражался за Самодержавие и традиционную Россию: это был
Николай II.